– Что-то начинает вырисовываться. – Скотт пристально посмотрел Новэмбер в глаза. – Это уже не смешно.
Новэмбер, однако, усмехнулась.
– Комплексная система… Не так ли?
– Не начинай.
– Но почему вы сосредоточили внимание на южноамериканских языках? Я думала, вас в первую очередь заинтересует клинопись. Она родилась в Шумере, а это Ближний Восток.
– Мне вдруг пришло в голову, что, когда Антарктику затопило наводнение, бежать оттуда было некуда. Чтобы спастись, людям оставалось плыть на север до тех пор, пока они не достигли бы гор, то есть суши. Анд в Перу. Арарата в Турции. Или Гималаев на севере Индии и китайской границе. Именно в этих трех местах зародилась письменность и религия.
– О господи! Невероятно.
– Может быть. Точно не знаю. Так или иначе, я вдруг вспомнил о языке аймара. Он относится к америндской семье, ее мы не вычеркнули из списка.
– Помню. Вон она.
– Есть основание предположить, что аймару придумали.
– Такое возможно? Я всегда считала, что языки… развиваются.
– Хангыль, например, корейское письмо, создано в тысяча четыреста сорок шестом году под руководством правителя Сечжона. Тысячу лет народ Кореи пользовался китайским – Сечжон решил, пришла пора изобрести собственный алфавит, – сказал Скотт. – С аймарой дело обстоит сложнее, – никто не знает, сколько ей лет. Основана она на принципах, совершенно не похожих на наши. Мы строим предложения, отталкиваясь от понятий «да» и «нет». В аймаре есть и третье, нечто типа «может быть». Похоже на компьютерную нечеткую логику – формальную систему логики, разработанную Лотфи-заде, то есть университетом Беркли.
Новэмбер раскрыла было рот, собравшись задать вопрос, но Скотт опередил ее.
– Не имею понятия. Спроси у Хаккетта. Смысл в том, что один ученый-компьютерщик из Боливии пришел в тысяча девятьсот восьмидесятом году к удивительному выводу: оказалось, аймара работает подобно алгоритму. То есть переведенный на нее иностранный текст можно переводить на любой другой язык – смысл оригинала сохранится абсолютно точно, без потерь и искажений.
– Аймара? Где на ней говорили?
Скотт приподнял бровь.
– В Тиауанако, – сказал он. – На ней и сейчас говорят.
– Где это?
– В Андах. Высоко в горах, у озера Титикака.
Новэмбер слегка побледнела.
– Выходит, додуматься, где находилась Атлантида, было не так уж и сложно. Мы просто недостаточно внимательны.
Скотт осмотрел разложенные на столе камни и перевел сосредоточенный взгляд на записи.
– Теперь тайна раскрыта. Остается понять, что Атлантида пытается нам сообщить.
Его переполняли чувства. Накопленные знания выглядели сейчас совершенно по-новому. Разгадка витала где-то рядом, но никак не желала оформиться в логически законченную мысль.
В глазах Новэмбер горела тревога. Пытаясь переключить внимание девушки на что-нибудь постороннее, Скотт осторожно поинтересовался:
– Как дела дома? По тебе уже соскучились?
– Вам страшно? – неожиданно спросила она.
– Конечно.
– А что вас пугает больше всего?
– Размышления о том, что, если этот второй потоп действительно произойдет, я ничего не смогу сделать, чтобы облегчить страдания дочери.
Новэмбер погрустнела.
– Не думала, что у вас есть дочь. Сколько ей лет?
– Семь. Ее зовут Эмили.
– Красивое имя. – Новэмбер медленно протянула руку, взяла со стола камень и почувствовала уже привычное покалывание в пальцах. – Папа говорит, что Миссисипи разливается, – произнесла она. – В районе дельты уже объявили чрезвычайное положение.
– Понятно.
– Начинается…
– По-видимому, да, – кивнул Скотт.
– Что делать с этим? – спросила Новэмбер, крутя в руке камень. – Опять перерисовать буквы?
– Да, пожалуйста.
Новэмбер поднялась со стула.
– Хочу перекусить. А кофе мне просто осточертел. Не желаете колы или чего-нибудь в этом роде?
– Нет, спасибо.
На кухоньке – чистой, белой, с раковиной и микроволновой печью – было полно запасов. Продукты хранились в специальном передвижном контейнере, тщательно защищавшем содержимое от лабораторных излучений и испарений.
На столике стояло радио. Услышав знакомую мелодию, Новэмбер машинально прибавила звук. Положив перед приемником углерод-60, открыла холодильник, достала двухлитровую бутылку колы, налила немного в стакан. Затем нашла новый фильтр и занялась приготовлением кофе. Что бы там ни говорил доктор Скотт, от кофе он точно не должен отказаться.
Тут-то и раздался странный вой, как будто откуда-то издалека. Сначала Новэмбер решила, это ей только показалось, но тут же поняла, что ошибается, и осознала, что вой доносится с определенной стороны. От стакана с колой.
Наклонившись, чтобы лучше видеть, она взглянула на коричневую жидкость и не поверила своим глазам. Пузырьки, всплывавшие на поверхность, двигались все медленнее и медленнее, будто кола густела, становилась чем-то типа патоки.
Стакан издал звук, как если бы треснул, хоть и оставался целым и невредимым.
Пузырьки вдруг застыли на месте.
Новэмбер показалось, будто все, что было в кухне, внезапно завибрировало. У нее даже в глазах зарябило. Что, черт возьми, происходило?
Она принялась осматривать все вокруг. Радио, колонку, углерод-60, колу в стакане.
В выдвижном ящике лежала всякая всячина. Взгляд Новэмбер упал на стальной шарик.
Она осторожно взяла его, поднесла к стакану и, с секунду поколебавшись, разжала пальцы.
Хрусть!
Шарик упал на колу, словно на прочный лед, и, немного вдавившись в поверхность, замер.