Он знал, что от шампанского она теряет голову. Мерзавец!
Их называли квазикристаллами.
Настоящими кристаллами они не были, потому что их атомы или молекулы не образовывали кристаллическую решетку, как, к примеру, молекулы старой доброй поваренной соли. Квазикристаллы представляли собой непериодические конфигурации в пространстве и обладали вращательной симметрией пятого порядка.
Кола в стакане Новэмбер явно превратилась в квазикристалл. Это натолкнуло Хаккетта на мысль о феномене стоячих волн, возникающих в жидкостях, исследованном в 1831 году Майклом Фарадеем. То есть о колебаниях – на них-то Хаккетт и сосредоточил внимание.
Физик и инженер прибежали выяснить, что тут за шум, когда врач уже собрался уходить. Скотт принялся рассказывать о случившемся, Новэмбер утирала салфеткой слезы.
Врач из медицинского центра в ЦЕРНе сказал:
– Она не пострадала. Нет ни ожогов, ни ссадин. Давление немного повышено, но дыхание в норме. Опасений ее состояние не вызывает.
– Никакой боли не было, я ведь говорю, – с досадой произнесла Новэмбер, до сих пор всхлипывая и содрогаясь всем телом. – Но я и рукой пошевелить не могла, хоть пыталась изо всех сил. Казалось, она насквозь промерзла, но было совсем не больно.
– Почему же ты тогда кричала? – спросил Скотт участливо.
– Потому что испугалась, – ответила Новэмбер дрожащим голосом.
Хаккетт наклонился над столом. По радио передавали уже совсем другую песню, но настроено оно было на ту же волну. Итак: приемник – С-60 – стакан с колой. Подошедший Пирс внимательно смотрел на присутствующих. Вмешиваться с расспросами ему не хотелось, однако не было сил и уйти. Ощущение, что происходит нечто сверхъестественное, словно приковало всех к месту.
Стальной шарик продолжал лежать на поверхности колы, которая не замерзла, но по непонятным причинам затвердела.
– Боже мой… – пробормотал Мейтсон.
– Боже, скорее всего, не имеет к происшествию никакого отношения, – заявил Хаккетт, еще раз тщательно осматривая приемник. – Боб, выключи радио, – неожиданно попросил он, взглянув на Пирса.
Пирс отыскал глазами блок питания – белую пластмассовую коробочку. И отсоединил его от сети.
Радио замолкло.
Шарик внезапно упал на стаканное дно с таким громким звуком, что всем на миг показалось, будто сейчас закачается холодильник. Сделав круг вдоль стеклянных стенок, шарик остановился.
Хаккетт приподнял брови и глубоко вздохнул, удивляя всех, а главное, самого себя. Он и не заметил, что затаил дыхание.
В выдвижном ящике среди многообразия прочего хлама лежал обрывок красной пластиковой веревки. Хаккетт взял ее за край, опустил кончик в колу и поводил из стороны в сторону. На поверхность с шипением всплыли пузырьки.
Хаккетт достал веревку. И снова кивнул Пирсу.
– Теперь включи-ка его.
Секунда, и послышался тот же громкий вой. Теперь, когда Хаккетт попытался опустить в колу веревку, раздался характерный звук соприкосновения с твердым предметом.
Хаккетт опять велел Пирсу выключить радио, убрал со стола стакан и попросил одного из химиков, столпившихся у входа, принести крысу.
Большая коричневая тварь, когда ее клетку поставили перед камнем, принюхиваясь, будто чуя что-то неладное, заметалась взад и вперед. А подавшись вбок, в сторону С-60, громко запищала.
– Перестаньте! Уберите ее! – закричала Новэмбер.
Хаккетт даже бровью не повел.
– Подтвердить предположение можно лишь опытным путем, – сказал он, не глядя на Новэмбер.
Радио опять включили. Крыса застыла, глаза ее остекленели. Новэмбер отвернулась, а Хаккетт принялся считать до тридцати.
– Что, черт возьми, происходит? – негромко произнес Мейтсон.
Хаккетт провел веревкой по приемнику и пояснил:
– Радиоволны возникают здесь, в радио. Звук входит в углерод-60, каким-то образом видоизменяется, идет в этом направлении. И сталкивается с крысой. Либо с наполненным колой стаканом. Живой организм примерно на семьдесят пять процентов состоит из воды, потому и реагирует так же, как питье в стакане. Преобразованный звук порождает в жидкости стоячие волны, и она кристаллизуется.
Он попросил, чтобы приемник опять отсоединили от сети.
Крыса как ни в чем не бывало принялась ходить туда-сюда по клетке.
– Хм. – Хаккетт, держа стакан в руке, смотрел на колу и катающийся по дну шарик. И, очевидно не задумываясь, сделал глоток. – Странно, – пробормотал он. И вдруг закашлялся. – Кх! Кххх!
– Что?! – взвизгнула Новэмбер, вскакивая на ноги и хватая физика за плечо.
Хаккетт быстро поставил стакан на стол.
– Диетическая! – с кислой миной проворчал он. – Терпеть не могу. А обыкновенной нет?
Новэмбер шлепнула его рукой по затылку. У остальных шутка тоже не вызвала смеха.
Хаккетт убрал С-60, придвинул радио к крысиной клетке и вновь включил его. Ничего не произошло.
– Точно, – объявил он. – Дело вовсе не в радио и не в волне, на которую оно настроено. – Его губы растянулись в кривой улыбочке. – Военным эта идея придется по вкусу. – Он окинул Скотта мрачным взглядом. – Может выйти и так, что, когда мы приедем в Антарктику, от Атлантиды уже ничего не останется. Понимаете?
– Подождите-ка, – суетливо проговорил Пирс. – Значит, этот город построен из вещества, которое реагирует – вы только задумайтесь! – на свет, электричество, гравитационные волны… и, как видно, еще и на звуковые!
– Правильно.
– Черт! Ерунда какая-то!
– С меня довольно! – выпалила Новэмбер. – Я возвращаюсь в гостиницу!
Скотт закивал.
– Я с тобой. Только куртку захвачу.