– Господи! – воскликнул Скотт, пытаясь восстановить дыхание и вытирая мокрое лицо.
Хаккетт зябко поежился и указал на горизонт.
– Смотрите, наш первый айсберг.
Несколько секунд оба молча смотрели на высящуюся вдалеке зазубренную гору замерзшей воды, потом физик заметил:
– Думаю, нам лучше спуститься.
Скотт сплюнул и согласно кивнул.
– Не знаю… А вы что думаете? Как по-вашему, успеем вовремя? Честно?
Хаккетт сунул руки в карманы.
– Честно? Понятия не имею.
Скотт принял ответ стоически.
– Должен признаться, вы начинаете мне нравиться, профессор Хаккетт. Вы смелый человек.
Некоторое время Хаккетт молчал, явно застигнутый врасплох таким комплиментом.
– Что ж, я… вы тоже начинаете мне нравиться, профессор Скотт. Как насчет того, чтобы повторить путешествие, когда это все закончится?
– Ну уж нет.
Вернувшись в лабораторию, мужчины увидели, что Сара и Новэмбер сидят у компьютера. Обе были поглощены изучением символов Атлантиды и заметно смутились, обнаружив, что они уже не одни.
Новэмбер толкнула Сару в бок.
– Ты ему расскажешь?
– О чем это вы собираетесь мне рассказать? – поинтересовался Скотт.
Геолог опустила глаза, потом отпила кофе.
– О… черт!.. – Она вскинула голову и пристально посмотрела на мужчин. – А вы не станете обижаться и все такое, если предложение о помощи поступит от женщины?
Скотт ухмыльнулся.
– Ну, вот если бы я заблудился и остановил вас на улице… Здесь совсем другое. Валяйте.
Мейтсон отвернулся от своего компьютера, чтобы послушать, что она скажет, и даже Пирс, сидевший в углу, завернувшись в одеяло, как будто встрепенулся.
Сара решительно, как бы говоря: «ладно, так и быть, я скажу», встала со стула и провела пальцем по экрану.
– Ральф, можешь показать план расположения пирамид Гизы? Тот вид сверху?
Мейтсон кивнул и вывел на экран то, что просили. Развернув монитор так, чтобы все видели, Сара отступила чуть в сторону.
– Так. А теперь посмотрите на этот знак. В упрощенном и стилизованном виде он напоминает планировку Гизы. Я особенно об этом и не думала, пока Новэмбер не упомянула, что, по вашему мнению, символ не просто представляет солнце, но и напоминает Атлантиду.
– Совпадение? – пожал плечами Хаккетт, но тон, которым это было сказано, свидетельствовал, что сам он так не думает.
Сара глубоко вздохнула и продолжила:
– Я бы и сама так решила, но вот этот символ напоминает схему расположения пирамид в Перу.
Скотт прищурился, всматриваясь в изображение, и задумчиво кивнул.
– Интересно.
– Никогда не был в Перу, – мрачно прокомментировал Пирс.
– Скажите-ка мне вот что. – Скотт подул на чашку со свежим дымящимся кофе и повернулся к Пирсу. – Как вы это делаете?
Пирс еще плотнее завернулся в одеяло. Он выглядел таким усталым, таким морально и физически опустошенным.
– Вы имеете в виду мое так называемое «дальновидение»? Должен признаться, даже не знаю. Я просто попадаю туда.
– Вам нужно для этого сконцентрироваться, верно?
– Не то чтобы сконцентрироваться, но определенно сосредоточиться. Не совсем в том смысле, о каком вы думаете. Я как бы ощущаю все, что меня окружает, все сразу. И мне приходится во всем этом ориентироваться. Некоторые называют это вхождением в духовную плоскость – что-то вроде пространственного среза, – но мне такое определение всегда казалось немного глуповатым. То есть, кто скажет, что все это не у меня в голове, так ведь? Дело в том… уф, не знаю, как описать. – Он на мгновение задумался. – Ладно, попробую. Книжную страницу можно прочитать двумя способами. Можно читать слово за словом, с начала до конца, так сказать, в линейной развертке. А можно вырвать все страницы, разложить их одна за другой и увидеть все сразу. Увидеть и понять за один прием. Где начало и где конец. Можно снова и снова возвращаться к тексту. Или нырнуть в него и вынырнуть в любой точке…
– Понятно, – живо отозвался Хаккетт. – Вы описываете фотографическую память.
– Да, – согласился Пирс. Замечание Хаккетта, похоже, придало ему уверенности. – Да, наверное, так. Хорошее сравнение. Это всего лишь другой способ мышления. Иной метод приобретения знаний. Наша современная система знаний фрагментарна. Она активно мешает нам видеть всю книгу. Мы приучены мыслить категориями слов и понятий. Специализируемся в узких областях. Ограничиваемся теми или иными разделами, вместо того чтобы охватывать целое, всю науку или все искусство. Полагаю, в древних цивилизациях люди мыслили иначе, чем мы сейчас.
– Возможно, вы и правы, – согласился Скотт. – Далее в наше время лингвисты не могут прийти к согласию в определении понятия слова. Что это такое? Звук? Цепочка звуков? Комбинация первого и второго? Или что-то еще? Звучит, может быть, слишком высокопарно, но вопрос действительно по-настоящему важен и имеет реальное, практическое значение.
– Например, когда ученые расшифровали линейное письмо Б, представляющее собой раннюю, архаическую форму греческого языка, они вдруг обнаружили, что не могут пользоваться нынешними современными представлениями о суффиксах и префиксах для объяснения найденных в тексте языковых моделей. Другими словами, буквы в начале слов, вроде «без» в слове «бездействие», или в конце, как «less» в слове «motion–less», это либо префиксы, либо суффиксы. Они играют роль детерминатива и могут быть добавлены к любому слову, даже к имени собственному.
– В любом случае, – продолжал Скотт, – добавление детерминатива не ведет к созданию двух слов. Он сливается с исходным словом, создавая новую форму слова. Но в линейном письме Б префиксы и суффиксы не были детерминативами. Они были артиклями, словами вроде определенного и неопределенного артиклей английского языка. Поэтому лингвисты сочли существование таких слов, как «theking», «thetown», «agift», признаком иного, существенно отличного образа мышления. Единственным лингвистом, которому удалось прочитать два древних письма, ронго-ронго Восточного острова и Фестский диск, стал доктор Стивен Роджер Фишер. Он указал на то, что наши предки мыслили категориями «единиц высказывания», что их подход к языку был совершенно другим. – Скотту все представлялось ясным. – Чем дальше в глубь истории мы заглядываем, тем более холистический подход к языку наблюдаем.