Лысеющий человек в очках с толстыми линзами, Ник Остин, возглавлял в обсерватории команду ведущих специалистов.
– Согласно этим показателям процесс начался почти двадцать лет назад. Такого не может быть, Джон. Ты уверен, что тут нет ошибки?
– Уверен, – ответил Хаккетт. – Пойми, речь идет об очень незначительных гравитационных сдвигах. Чтобы уловить такие колебания, нужен детектор размером с планету. Сколько всего волн вам удалось зафиксировать?
Остин скрестил руки на груди.
– Пока четыре. Последние три – вчера и сегодня.
– Самая последняя отличалась чем-то особенным?
– Длилась дольше предыдущих.
– А на радиоволну она не похожа?
– Отчасти. Послушай, Джон, исследовать гравитационные волны ни одному из нас еще не доводилось. Действовать приходится почти наугад: все, что мы имеем, – лишь гипотезы, догадки.
– Послушайте. Послушайте! Я потеряла спутник и комету! Вы и представить себе не можете, что гравитационная волна сотворила с моим космическим участком! – прокричала брюнетка с резкими чертами лица. В руках она держала звездную карту, на которой отдельный кусок был обведен красным кругом.
– Да, я ничего не могу представить! Мы все ломаем головы над показателями Хаккетта!
– Потеряна связь с тремя десятками спутников, доктор Вейснер! – злобно проорал один из ученых. – Почему вы считаете, что ваш участок заслуживает особого внимания?
Пирс почесал щеку и наклонился к Мейтсону. Они стояли молча, ожидая Хаккетта.
– Этой толпе чудаков в самую пору объединиться в партию, – негромко произнес Пирс. Мейтсон не ответил. – А для меня главное – чтобы была кухня.
– Болван этот ваш Хаккетт! – завизжала брюнетка.
– И я безумно рад тебя видеть, Микела, – громко ответил Хаккетт. – Ее-то я и искал. Надеюсь, она подпустит нас к компьютеру, – добавил он почти шепотом. – Это моя бывшая подружка.
– Ого! – воскликнул Мейтсон. – По-моему, у нее на вас зуб.
– Дорогая? – заискивающе обратился к подруге Хаккетт. – Не позволишь…
Хаккетт мимоходом взглянул на левую руку Вейснер. Колец на пальцах не было.
– Забавно, правда? – задумчиво произнес он. – Так много пережито, а в итоге груда каменных обломков, больше ничего.
– О чем ты? – отрывисто и зло спросила Вейснер.
Она помнила все до мелочей. Когда они однажды поссорились, он украл у нее кольцо и спустил в унитаз. Через неделю все утряслось, но когда сантехник достал кольцо из трубы с дерьмом, камня в нем уже не было. Старинного изумруда, равноценного которому не нашлось ни в одной антикварной лавке.
– Послушай, я потеряла «Розетту», – объяснила Микела, стараясь держать себя в руках. – На разную ерунду у меня нет времени, Джон. Если поможешь мне, может, и я тебе помогу.
Зонд «Розетта» создали в Европейском управлении космических исследований. Оказавшись на орбите кометы, «Розетта» должна была направить на ее поверхность небольшой спускаемый аппарат, которому надлежало изучить химический состав кометы. Запустили «Розетту» с космодрома Куру во Французской Гвиане на борту ракеты «Ариан-5» в 2003 году. На дорогу до кометы у зонда должно было уйти девять лет. Сегодня вечером, ровно в восемнадцать минут десятого связь с «Розеттой» прервалась.
Когда подошел Пирс, Хаккетт разговаривал с Остином и Вейснер у рабочей станции.
– Нравится вам это или нет, – говорил Хаккетт, – волны непременно связаны с магнетизмом. Или по крайней мере с магнитной активностью на Солнце. Сколько лет вы работаете с этим оборудованием, Ник? Лет восемь? А гравитационных волн до недавнего времени и не нюхивали. Ни единой. И вдруг – на тебе, целых четыре! Думаешь, по чистой случайности именно сейчас настолько возросла солнечная активность?
Вейснер машинально поправила длинные темные волосы.
– Ты будто веришь, что Солнце выдаст тебе теорию великого объединения!
– Что-что? – вырвалось у Пирса.
Вообще-то он ни о чем не собирался спрашивать. Хаккетт, видимо, тоже не желал, чтобы им мешали.
– Великое объединение, – воодушевленно заговорил Остин, – теоретические модели квантовой теории поля. В них пытаются описать на единой основе слабое и сильное электромагнитные воздействия. Теория великого объединения – святой Грааль физики.
– А я совсем не про это, – заявил Хаккетт твердо. – Я всего лишь советую вам, где следует искать спутник.
Он прикоснулся кончиком ручки к изображению Солнца на экране.
– Солнечные пятна – поляризованные пары на поверхности. Как стержневой магнит. Север и юг, понимаете? В течение одного цикла все ведущие солнечные пятна в Северном полушарии имеют одну полярность, в Южном – противоположную. Постепенно пятна собираются у экватора, который, в свою очередь, начинает вращаться медленнее, чем остальные пояса. Следите за моей мыслью?
– Да.
– Замечательно. В обычных условиях малые магнитные поля пятен взаимодействуют с другими магнитными явлениями. Поэтому-то и происходят…
– Вспышки.
– Совершенно верно. Любопытно, что в последнюю неделю вспышек стало меньше, а количество пятен многократно увеличилось.
– Что… это может значить?
Хаккетт потер лицо и шмыгнул носом.
– Солнечные пятна собираются в одном месте и притягиваются друг к другу. Отрицательные к положительным. Образуется цепь, опоясывающая Солнце вдоль экватора. Если убрать несколько пятен, пояс затянется туже, а внутренний объем Солнца распределится по Северному и Южному полушарию. В итоге Солнце станет похожим на гантель и, повинуясь естественному порыву, пожелает прийти в нормальное состояние. Отсюда гравитационные волны. Итак, если принять во внимание гравитационные эффекты планет, комет и остальных небесных тел типа астероидов, то… Подумайте сами.